Я ведь даже забыла, что на свете есть цветы, конфеты, мороженое... Оказывается, есть! А такой безалкогольный коктейль «Южная ночь» вы пили? Павлик отрицательно покачал головой.

— А я пила! — гордо заявила Вера Ивановна. — Раз восемь! Прекрасная вещь! Удивительно поднимает жизненный тонус! Выпьешь — и весь мир как цветное телевидение... А как поют цикады, вы слышали?

— Цикады не поют, а скрипят, — уныло заметил Павлик. — И эти звуки они производят ногами.

— Ничего подобного, — не согласилась Вера Ивановна. — Цикады поют. И звенят. А потом он сделал мне предложение...

— И вы согласились?

— Конечно...

— Что ж, прекрасно, — криво усмехнулся Павлик и встал с табурета. — Я все время думал: чего нам в доме не хватает? Оказывается, архитектора, у которого ревматизм. Вы что, Вера Ивановна, думаете, что наша квартира недостаточно населена?

— О чем вы говорите, Павлик? — развела руками Вера Ивановна. — У него в Ленинграде отличная трехкомнатная квартира с лоджией. Он — архитектор. И он — наоборот, просил, чтоб я вас предупредила за две недели и переехала к нему.

— Надолго? — спросил Павлик.

— Как «надолго»? Навсегда! Я уезжаю в Ленинград замуж... Понимаете, замуж!

Павлик вновь опустился на табурет.

— Уезжаете замуж?.. Ну, знаете, Вера Ивановна!.. Я обскакал всю Москву, пока добыл вам путевку в Крым... Я вам сделал сюрприз... Потому что вы, так сказать, добрая фея нашей семьи...

— Да, фея на пенсии, — усмехнулась Вера Ивановна.

Но Павлик пропустил ее реплику мимо ушей.

— Я думал, вы поехали отдыхать, а вы там завели какие-то шуры-муры...

В глазах Веры Ивановны закипели слезы.

— Подождите, Павлик, — тихо проговорила она. — Какие «шуры-муры»? Я что же, не имею права влюбиться?

Не имею права выйти замуж? Извините, Павлик, но у нас каждый человек имеет право на труд, право на отдых... И право на замужество! Или у меня этого права нет?

— Почему? Есть, конечно, — неохотно подтвердил Павлик.

— Если есть, — улыбнулась Вера Ивановна, — то вы бы лучше меня поздравили.

— Правильно, Вера Ивановна! Правильно! От души поздравляю, — вскочил Павлик и поцеловал Вере Ивановне руку, а она поцеловала его в лоб.

— Спасибо, дорогой Павлик! — растроганно сказала она. — Спасибо, милый дурачок. Через две недели я уеду в Ленинград, приглашу вас всех на свадьбу... Мы только с Владиком... Его зовут Владик, — пояснила Вера Ивановна, — не решили, где устраивать, дома или в ресторане...

— Все-таки вы меня удивляете, Вера Ивановна, — покачал головой Павлик. — Неужели, вы думаете, что мы все сможем прикатить в Ленинград на вашу свадьбу?

— Конечно.

— А вы понимаете, чем это кончится! Меня и Катю уволят за прогулы, а Василия выкинут из школы...

— Ну, это вы преувеличиваете! — отмахнулась Вера Ивановна. — Под замужество тещи вам дадут отпуск!

— Не знаю, не знаю, — проворчал Павлик и направился к плите, но Вера Ивановна жестом остановила его.

— Сидите, Павлик, сейчас я все сделаю сама, и, возможно, не хуже вас, — пошутила она и вышла в соседнюю комнату, чтоб переодеться. — Вам и так небось доставалось из-за меня!

— Да, доставалось, — признался Павлик.

А Вера Ивановна, оставившая дверь в соседнюю комнату открытой, громко, почти крича, сообщала Павлику:

— Если говорить честно, то меня, в связи с моим переездом в Ленинград, больше всего беспокоит Василий. Теперь готовить с ним уроки придется вам.

— Мне? — повернулся к открытой двери Павлик.

— Ну, конечно. Не буду же я прилетать из Ленинграда решать с ним задачи.

А в четвертом классе такая сложная программа!

— Ничего, у меня высшее образование! — сухо произнес Павлик.

— Ах, Павлик! Ваше высшее образование такое, что посади таких, как вы, в четвертый класс — все останутся на второй год.

Павлик тактично промолчал.

— А Леночка? — спросила из-за двери Вера Ивановна.

— Что — Леночка? — не понял Павлик.

— Придется мне за эти две недели научить Катю гладить ее платья и джинсы и делать ей прическу. А уборка? а стирка? а готовка? — уже тихо сказала Вера Ивановна, входя в кухню в домашнем халатике.

Тяжело вздохнув, она подошла к плите, покачала головой и начала готовить яичницу из трех уцелевших яиц и жалкого, еще не сожженного куска колбасы. А Павлик, радостно улыбнувшись, проследовал в ванную, где с удовольствием умыл руки. В прямом и переносном смысле.

- 5 -

Вскоре Павлик, дымя сигаретой и развалившись в кресле, с наслаждением читал еженедельник «Футбол — хоккей».

В самом интересном месте обзорной статьи об итогах прошедшего тура соревнований на пороге столовой возникла Вера Ивановна.

— Павлик, — сказала она тихо, — как это ни грустно, вам придется сходить в молочную и булочную. Вот — списочек.

Павлик хотел возразить, найти причины, мешающие ему это сделать, но Вера Ивановна остановила его взглядом.

— Одна я всего не успею. Идите. В доме должна быть еда.

— Хорошо, Вера Ивановна, — неохотно, но покорно согласился Павлик.

- 6 -

Примерно через час Павлик возвратился домой и с радостью отметил чудесные изменения в квартире, которые произошли за время его отсутствия.

Большинство вещей вновь заняли свои привычные и удобные места. Скажем, пиджак Павлика, висевший на пыльной спинке кресла, удобно повис на вешалке, расправив смятые плечи и заломленные за спину рукава, и Катино платье, лежавшее на диване в немыслимо-неудобной позе, отдыхало на плечиках, и Леночкины джинсы тоже. Словом, квартира и населяющие ее вещи, обрадованные приездом настоящей хозяйки, возвращались к нормальной привычной жизни.

Павлик быстро сообщил, какие произвел покупки, отчитался в расходах и с чувством исполненного долга плюхнулся в кресло, считая, что теперь-то он имеет право вернуться к изучению «Футбола-хоккея».

Однако Вера Ивановна помешала осуществлению этого скромного намерения. Она сказала:

— Павлик, все время, пока вас не было, я думала и поняла, что вам придется найти домработницу.

— Павлик посмотрел на Веру Ивановну и усмехнулся:

— «Найти домработницу»... В каком веке вы живете, Вера Ивановна? Вы что, не знаете, что легче найти профессора астрономии, чем домработницу.

Вера Ивановна опустилась на стул, стоявший против кресла Павлика.

— Это, конечно, верно. Значит, получается, что Кате придется уйти с работы.

— Кате с работы?! — изумился Павлик. — Катя семнадцать лет училась, государство ухлопало на ее обучение кучу денег, она способный инженер, и все бросить, да? Вы об этом для нее мечтали?

— Подождите, Павлик... А если домашними делами заниматься до работы? Или после?..

Павлик вновь усмехнулся:

— О чем вы говорите, Вера Ивановна? Это вы научили Катю ничего не уметь! Я, как вы видели, варю вместо каши клей для обоев, а она и клея не сварит! Это ваше воспитание! Ваша школа! Вырастили узкую специалистку, которая не умеет даже пожарить котлеты...

— А вы, Павлик! Неужели вы не можете помочь жене?

— Я, Вера Ивановна, мужчина. Я и так из-за этого клея для обоев читаю сегодняшние газеты послезавтра!

Наступила пауза. В конце паузы Вера Ивановна тихо заплакала:

— Значит, все: нельзя мне замуж! Нельзя... Павлик вскочил с кресла, налил из графина (до возвращения Веры Ивановны — пустого) стакан воды и стал ее успокаивать. А она продолжала всхлипывать и твердить:

— Нельзя! Нельзя мне замуж! А, с другой стороны, потерять в моем возрасте такого человека — это же преступление! Одинокий мужчина в наши дни — подарок судьбы! А судьба такие подарки дважды не делает! Это, Павлик, если хотите знать, последний луч в моей жизни! — И она, поставив стакан с водой на стол, вновь заплакала.

Тронутый ее словами Павлик нервно прошелся по комнате и твердо заявил:

— Решено, Вера Ивановна: уезжайте замуж, а о нас... не думайте! Черт с нами!

— Как это не думайте? — возмутилась Вера Ивановна. — Я что, в этом доме посторонняя? Вы ведь моя семья! Мои дети! Мои внуки! Я — мать! Я — теща! И не какая-нибудь дореволюционная эгоистка, которая думала только о себе! Я — наша теща! Понимаете, НАША! — Вера Ивановна перевела дыхание и тихо добавила: — А все вы виноваты! Вы один!

— Я? — растерялся Павлик.

— Да, вы! Это вы настаивали, чтоб я поехала на курорт. Вот и доездилась!

Обиженный Павлик пожал плечами:

— Значит, вы считаете, что я к вам плохо относился?

— Нет, хорошо! И, оказывается, это плохо! Так спокойно жили... Ходила на рынок, стояла в очередях, убирала, стирала, сидела у телевизора. Вы хотели облегчить мне труд и купили в подарок чайник со свистком... Он свистит, а у меня все валится из рук. А ко дню рождения вы мне подарили соковыжималку. Вы думаете, она выжимала сок из фруктов? Нет, она его выжимала из меня! А ваш электрополотер? Он лодырь. Он вечно отдыхает в ремонте. Пол натирал не он, а я...

Из глаз Деры Ивановны текли светлые, добрые слезы. Она допила воду из стакана и печально оглядела небольшую, но уютную квартиру Макарцевых.

— Вы ведь без меня зарастете! У вас появятся тараканы и грибы... Нет, все не так просто, как кажется... Была в Васькиной школе членом родительского комитета, сидела в президиуме... Сам директор говорил, что я его правая рука. Руководила кружком «умелые руки»... Что вы молчите, Павлик? Скажите, посоветуйте! Вы ведь умный человек! Научный работник...

Павлик молчал. Потом, не выдержав настойчиво-вопросительного взгляда Веры Ивановны, начал:

— Да, научный работник! И я думаю... Но Вера Ивановна перебила его:

— А что вы, извините, научный работник, понимаете? Вы даже журнал выписываете «Наука и жизнь». Наука! И жизнь! Разные вещи! Наука — одно, жизнь — другое...

Звонок у входной двери залился долгим и нетерпеливым звоном. Павлик побежал открывать и вернулся с Леночкой. Тоненькая и стройная, в голубых джинсах и богато иллюстрированной кофточке, она бросила в передней портфель и вбежала в комнату с веселым воплем:

— Бабушка! Как хорошо, что ты вернулась! Мы без тебя уже пускали пузыри и бодро шли ко дну! Честное слово, наш дом без тебя как без рук!

Она обняла Веру Ивановну, несколько раз крепко расцеловала и закружила по комнате.

Тут она заметила, что Вера Ивановна плачет:

— Бабушка! В чем дело? Почему ты плачешь?

— Наверно, от радости! — тихо ответила Вера Ивановна.