Юмористический рассказ:
“Графоманы”
Игорь Данилов-Ивушкин
Наконец-то сбылась моя мечта. Наконец. Впервые в газете опубликовано мое стихотворение. Правда, небольшое — всего две строчки к одной карикатуре, но да это неважно.
От гордости распирало грудь, в голове гудело, точно в морской раковине. Весь мир был у моих ног.
Я стоял на автобусной остановке и с победоносным видом оглядывал ожидавших своей очереди пассажиров. Потом не удержался и рассказал о себе стоящей рядом девушке. Да так рассказал, чтобы все на остановке узнали — кто я такой есть.
И только рассказал, тут чувствую: кто-то до меня дотрагивается. Осторожно так, культурно дотрагивается. Оборачиваюсь — двое ребят. Немного постарше меня. Лет эдак под сорок. Каждому. Стоят, смотрят на меня и робко глазенками хлопают.
— Ради бога, — говорят, — простите, что... мы беспокоим вас, но... понимаете...
— Смелее, смелее, — говорю, — ребята. Без эдакого пассива. А то времени в обрез, я же человек шибко занятый.
Тот, что был без очков, наконец, справился с охватившим его волнением и говорит:
— Мы тут случайно услышали, что ваше стихотворение в сегодняшней газете напечатано. Это правда или нам только послышалось?
Я принял позу Наполеона и задористо хмыкнул.
— Конечно, — говорю, — правда! Так оно и есть! Тот, что был не в очках, восхищенно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на своего друга и опять на меня.
— Во, — говорит, — здорово! А мы... начинающие авторы. Еще раз извините за смелость, но не могли бы вы нам... дать небольшую... консультацию?
— Консультацию? Прямо здесь? Тот, что был без очков, заторопился.
— Почему здесь? Можно вон там — на скамеечке. В скверике. У нас с собой прихвачено несколько рассказов, и мы хотели бы узнать о них ваше мнение. Не откажите в любезности.
Великолепным жестом я вскинул руку к глазам и глянул на свой будильник.
— Эх, — ребята! Ведь, без ножа режете. Драгоценное время у большого человека отнимаете.
Тот, что был в очках, захныкал.
— Ну, всего-то пяток минут. Пожалуйста. Я махнул рукой.
— Ну, ладно. Как не помочь начинающим. Сам когда-то таким был. Пошли, хлопцы! За мной, вперед!..
Когда мы расположились на скамеечке у фонтана, очкарик торопливо нырнул к себе в портфель и вытащил несколько листков бумаги.
— Вот, посмотрите.
Поудобнее развалившись, я задрал ногу на ногу и, покручивая ржаной ус, быстро побежал глазами по одному листку, второму, третьему. Наконец, возвратил их автору.
— Мура, — говорю, — графоманством пахнет.
— Как так, графоманством?
— А так. Писательство, скажу вам, ребята, это богом дадено. Как, например, талантливым композитором или врачом рождаются. Нет, нет, не в свои сани не садитесь! Так не надо писать... Что там еще у вас?
Теперь уже не очкарик, ежась, дрожащей рукой протягивал мне свои труды. Я их также быстро просмотрел и также, как в первый раз, остался недоволен.
— Гм... Ну, вот, скажи мне, голова садовая, что ты хотел показать этим бензовозом?.. Ну-ка, поясни мне, поясни!
Не очкарик насупился и отвел глаза в сторону.
— Как что?.. Просто... я... в сатирическом духе попытался показать... бюрократию, нечуткость к героическим поступкам...
О том, как смелый человек, рискуя жизнью, прыгнул в горящий бензовоз, отвел от детского садика и скинул его с обрыва... А автопарк за это храбрецу иск выдвинул. И требует выплатить стоимость бензовоза.
Я поморщился.
Увидев это, не очкарик прикрыл глаза и, содрогаясь от горя, захлюпал носом. Но я был неумолим.
— Нет, нет, — говорю, — ребята! Меня не разжалобите. У вас обоих нет легкости в писании. Я хоть сам поэт, но в прозе, поверьте, тоже разбираюсь. Как-то растянуто у вас, неинтересно и главное — не смешно. А у вас же юмор. К тому же, идеи нет... Ох, горе с вами!
Потупив взор, графоманы смущенно запыхтели. Видя их состояние, я закинул им руки на плечи и начал успокаивающе их похлопывать.
— Ну хватит, хватит, — говорю. — Что приуныли, соколики?.. Хотя, знаете что? Займитесь-ка вы лучше чем-нибудь другим. А?.. Марки там, значки, календарики или спичечные этикетки поколлекционируйте. А то ведь писать надо, знаете, как здорово! Как пишет, например, Степкин — это в поэзии или Колдунов, Молибога — в юморе. Вот, так надо писать! Это, чтобы оставить след в литературе. А иначе — смысла нет.
Услышав этот совет, оба начинающих графомана разом переглянулись. Было видно, как сильно они ошарашены.
— Колдунова и Молибога, — говорят, — мы знаем... А вот Степкина... Эта фамилия, простите, что-то нам незнакома.
В свою очередь с чудовищным изумлением гляжу на них.
— Да вы что, ребята! Так ничего и не поняли?.. Ведь Степкин — это я! Вы сами же полчаса назад про сегодняшнюю газету меня расспрашивали. Там и напечатано мое стихотворение.
Некоторое время, как бы стыдя, я продолжал глазами фотографировать графоманов и укоризненно качать головой.
— Эх, вы! — говорю. — Да ладно уж! Теперь лично меня знать будете. Это, так сказать, маленький вам сюрпризик. Что же касается литературы, то ее, ребята, я искренне вам советую бросить...
Закончив эту тираду, я хотел было уйти, но тут вдруг очкарик заурчал и нежно затеребил на моем пиджаке пуговицу.
— Подождите, — говорит, — не уходите. Мы тоже хотим вам сделать маленький сюрпризик... Дело в том, что мы действительно читали ваши две строчки в газете и знаете — завал! А в отношении тех людей, у которых вы советовали поучиться, так это... мы и есть. Вот, он — тот самый Колдунов, а я есть тот самый Молибога.
