Юмористический рассказ:
“Каталепсия”
Игорь Данилов-Ивушкин
Со мной произошел дикий по воображению приступ. Я впал в такое состояние, когда не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни глазом моргнуть. Вид, ну, абсолютно мертвецкий.
Хотя, надо сказать, я все слышал. Плохо, но слышал.
Слышал, как приехал молодой врач. Осмотрел меня, сказал «дрянь дело» и укатил.
А потом укатил я. Вернее меня укатили. В одно не совсем приятное заведение.
Лежу я там на нарах, размышляю. А пошевелиться по-прежнему не могу. Даже мизинчика своего не чувствую... Ну и дела!.. Так ведь меня заживо похоронят! Это кошмар какой-то!
Размышлял я, размышлял и тут вспоминаю, что как-то за столом в присутствии всех я трепанул, что если когда-либо умру, то пусть меня похоронят без скелета. Его пусть передадут Первому медицинскому институту. Потому как не мог себе представить, что со временем от меня один «пшик» останется. Пусть хоть на скелет любуются.
Но тут я представил себя в виде скелета, а рядом студента с указкой в руке, и мне стало еще хуже. К тому же, я понял, что если ту трепатню за столом восприняли всерьез, то... Это ужас!.. С меня же будут шкуру сдирать заживо!.. Нет, нет, надо что-то срочно предпринять!
А вообще интересно — каковы будут похороны? Много ли народу будет?.. Ну, жена будет, дядя Ваня-хромой будет, Димка, приятель мой, будет... И все, наверное?.. Да, хотя еще Акулина приедет. Это моя сестра двоюродная. Эта обязательно будет. Она очень любит хоронить людей. И особенно повыть любит. Молодая еще, а уже настоящая плакальщица. Знает, не знает человека, одно — воет. Да противно так.
Я как-то за столом в разгар веселья шутливо сказал:
— Акулька, слухай: когда помру, чтобы твоего мерзкого голоса около своего гроба я не слышал! Понятно?.. А то клянусь — выскочу оттуда и оттаскаю тебя за волосы! Запомни это, щекастая!
Да, но о каких похоронах я размышляю! Я же, черт побери, живой!.. Нет, надо что-то срочно предпринять!.. Так нельзя больше!
С этой мыслью начинаю делать над собой всяческие усилия. И ногой пытаюсь пошевелить, и носом, и даже ухом... Ничего не получается... Хотя... Стоп!.. Никак один глаз приоткрылся!.. Точно! Ой!
И только он приоткрылся, вижу: вдоль нар какой-то человек крадется. И в руках клещи. Подойдет к кому-нибудь, что-то поделает и дальше идет... Что же, интересно, он делает?.. О-о! Да он никак вырывает золото!.. О, гад! А теперь ко мне путь держит. Но с меня он шиш что получит. Одна пластмасса стоит.
Человек с лицом отпетого уголовника действительно подошел ко мне. Сунул в рот клещи, со скрипом растворил его и, посветив вовнутрь фонариком, в сердцах плюнул... О, пес! Жаль, что пошевелиться не могу, а то бы я тебе плюнул! Мородер несчастный!
Трудно сказать, сколько я пролежал в этом заведении. Но только когда меня побрили, приодели, я понял — наступил день прощания с родственниками.
Это только себе представьте... Ну кто еще, кроме меня, может такое вынести... Да никто... У любого давно инфаркт наступил бы, а у меня — нет. Во какой я крепкий.
Как же мне просигналить, что я живой?
В это время, чувствую, меня подняли и понесли. Вероятно, в прощальный зал... Так и есть. Там поставили, и я сразу же стал прислушиваться... Ого! Ну и народу собралось! Да кто же это?.. Так, послушаем... Ага! Какие-то дальние родственники, о которых я почти не слышал, а они, оказывается, меня очень любили. Нехорошо с моей стороны получалось. Так, дальше послушаем...
А дальше я понял, что все эти людишки, оказывается, понаехали не из-за любви ко мне, а в основном на поминки. Ну и конечно, чтобы при возможности урвать у моей жены что-нибудь. Вот скоты! Вот подонки!
Слышу, как один из них к моей жене подлетел и говорит:
— Алиса, дай пятерку! Я к твоему мужу на такси приехал.
Но Алиса молодец. Хорошо его отбрила.
— У меня, — говорит, — таких денег нет. На трамвае ездить надо.
Тот аж зубами заскрипел. Выругался, домой пошел. Алкаш проклятый! На такси, видите ли, приехал. Да он сроду на нем не ездил.
Нет, но каковы люди! Ведь одна ерунда понаехала! Кто-то, слышу, стал выпрашивать у жены мой серый костюм, что дома остался, кто-то стал клянчить складную удочку, а кто-то, шибко навеселе, попытался прямо здесь под шумок снять с меня ботинки.
Но жена отогнала его.
Ох, рвачи! Всегда презирал людей, а теперь еще больше презирать буду. Только собак любил. Тьфу, тьфу, тьфу на всех вас! Ни стыда, ни совести. Вон, прямо у гроба беседуют о всяких глупостях.
— Как? Вы не знаете — кто такой Сильвиус Дако?.. Да вы что?
— А что такого?.. Ну не знаю!.. Вы, может, тоже не знаете такого, что я знаю. Что такое, например, ихтиофонус, трихомонад, ихтиофтириус?.. Ведь вы тоже не знаете.
Ну все ясно. Это голос Димки. Этот, как всегда, в своем репертуаре. Друг еще называется!
Нет, но хотя бы разок кто всхлипнул. Для приличия хотя бы. Или бы высморкался. Так нет, все своими мыслями заняты...
А Акулина молодец. Хорошо держится. Это та самая сестра-плакальщица, что поголосить любит. Молчит. Запомнила разговор мой.
В прощальном зале ничего примечательного больше не было, и меня повезли на кладбище. Там погрузили на катафалк и покатили к могиле.
По дороге тоже ничего не было примечательного. Разве что — колесо застряло в грязи и его долго не могли вытащить.
У меня даже озорная мысль мелькнула — соскочить бы сейчас с катафалка и крикнуть всем:
— А ну, бра-тва-а, на-ва-ли-и-ись!
Во смеху было бы. А то все, абсолютно все обнаглели. Жена, наверное, только о своем хахале и думает.
Как я и предполагал, могила оказалась невырытой. Креста, раковины тоже не было. Начался торг. Могильщики заломили цену и после некоторых усилий уломали мою жену. Заплатила она им, что было не положено, и тотчас появилось все, что до этого не было. И могила оказалась вырытой.
Нет, жить все-таки легче. Вот похоронить — сложней. Такой человек умер, а им бы всем только урвать. А ведь я и за брусникой ходил, и грибы собирал. Да хотя, о чем я. Меня сейчас заживо хоронить будут, а я о бруснике думаю...
Как же им подать сигнал?.. Хоть бы опять глаз удалось открыть... О, черт! Никак не поддается! Санитары наглухо заделали. -
Во влип! Живой же! Лежу и не могу издать ни звука. И что интересно — окружающие по-прежнему не хотят плакать. Настолько сильно они меня любили.
И только я об этом подумал, как вдруг кладбищенскую тишину прорезал жуткий, нечеловеческий вопль.
— А-а-а-а!.. А-а-а-а!
И на ко-го ты нас по-ки-ну-у-ул,
Ну по-чему ты все мол-чи-и-ишь?
О, Акулина проклятая! Не утерпела все же. Даже в печенках отдало.
— Да как же мы без те-бя жи-и-ить бу-де-е-ем?
А-а-а-а!.. А-а-а-а!..
От-крой хоть гла-зеноч-ки-и.
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Даже я не предвидел. От этого мерзкого, оглушительного голоса все во мне перевернулось, и я вдруг действительно открыл глазеночки.
Площадно ругаясь, уселся в гробу и стал щуриться от яркого света.
— Опять, — говорю, — холера, за старое взялась? Да?.. А ну, пошла отсюда!
И как сигану из гроба! Схватил крест и, размахивая им над головой, погнался за обезумевшей от страха плакальщицей.
Что произошло от моего пробуждения, нетрудно предположить. Поднялся такой крик, что, вероятно, не один покойник перевернулся в это время в своей могиле. Кто мог — тот кинулся бежать, кто не мог — здесь остался.
Даже могильщики, настолько привыкшие ко всему люди, и те побросали свои заступы. Страшно выкатив глаза, они мчались кто куда.
Я уже не говорю о простых смертных. Это о тех, что на поминки понаехали. Их полегло здесь больше чем достаточно.
Но они меня меньше всего волновали. Вот Акулина — это да! Я же просил ее!.. Хотя о чем я?.. Ведь если бы не она, я вообще не поднялся бы... Ой, да что же я делаю!
Опомнившись, отбрасываю крест в сторону и кричу:
— Аку-ли-и-ина!.. Не бо-о-йся!.. Я пошу-тил!.. Ос-та-но-ви-и-ись!..
Но Акулина была неуправляема. Задрав подол платья, она неслась так, что сразу через две-три могилы перескакивала. И вскоре совсем исчезла с поля зрения.
Я не стал догонять ее. В сердцах плюнул и повернул обратно.
Надо было успеть сдать гроб.
- Актуальная информация купить дом у реки в Нижегородской области тут.
