Юмористический рассказ:
“Мы — супермены”
Татьяна Слуцкая
Не всякий мужчина знает, что о нем говорят женщины. А я знаю. Они говорят обо мне так: «Глаза у него синие, зубы белые, не женат, работает вроде где-то младшим научным, но живет красиво. Думаю, мы могли бы поладить...»
Всем очень хочется со мной поладить, потому что глаза у меня синие, а главное — я не жмот.
...Субботнее утро начинается звонком с Калининского:
— Хотел бы вас видеть, дорогой, не в шесть, как договорились, а на часок позже, иначе никого не будет дома. Идет?
Ах, дьявол, какая досада! Вечером в Доме кино Гошина премьера. Не быть — неприлично: Гоша здороваться перестанет, а мне, может, с ним детей крестить. Поэтому умоляю заказчика:
— Давайте ни нашим, ни вашим, встретимся в половине 7-го. Не волнуйтесь, минута в минуту, мы на машине... Что вы, что вы, фирма гарантирует!
И тут же созваниваюсь с «соавтором», говорю, что приеду чуть раньше, говорю, что у нас сегодня три точки, говорю, говорю... Когда телефон раскаляется до малинового свечения, накрываю его подушкой и сажусь за переводной реферат — «ни дня без рубля», как говорили древние греки, если у них задолженность по алиментам, плюс кооперативная квартира, где остался сын Митька со своей ненормальной мамой.
Дети — хороший народ, они умеют прощать. Зато Митькина мама — категорически не умеет. Поэтому мы живем отдельно. И поэтому я тайно хожу к детскому садику, чтобы взглянуть, как там мой Митька строит из песка небоскребы. Но сегодня я занят, завтра детский сад не работает, и сын отделен от меня колючей проволокой непрощения... Ох, уж эти женщины!.. Кстати, сегодня около 3-х меня ждет фантастический экземпляр — тихий, сдержанный, мудрый — что-то невиданное при такой длине ног. Впрочем, долой посторонние грезы! Итак, на чем мы остановились? Вот: «...тарировочная кривая получается при...» За «кривой» лезу в словарь.
— Та-ри-ро, та-ри-ро, — из-под подушки скулит телефон, но я не слышу, я выключил слух, я колдую над переводом, чтобы в суете не забыть язык сэров и пэров, чтобы когда-нибудь передать его сыну Митьке и... О, ужас!.. до 2-х надо успеть в Пассаж. Накануне звонили — мне оставлен кожаный пиджак с боковыми шлицами. Беру, незаменимо для машины!
И я мчусь. Прямо на красный, дьявол! Приходится улыбаться и врать, врать, что спешу туда, где... тс-с-с... сегодня совершенно закрытая пресс-конференция, и американец Эдвин Пауэлл Хаббл делает сообщение насчет туманности Андромеды, только тс-с-с. Обычно милиция со мной вежлива, потому что глаза у меня синие и я не жмот. Что такое пять рэ? Ерунда, не так ли? Время — вот единственная ценность, которую можно приобрести за деньги. Особенно если тебя ждет фантастическая женщина, умеющая прощать опоздания... гм... хотя бы.
— Тип-топ, — говорю я, подходя сзади. — Куда едем?
— Хочу лобио, шашлык и немного покоя...
— Покой нам только снится, — горько шучу я и врубаю скорость.
По пути заезжаем в один хитрый магазинчик, естественно, с черного хода: тот тип с Калининского просил непременно шоколадного цвета, чего бы это ни стоило. Будет сделано, красиво жить не запретишь!
Укладывая в багажник тугой сверток, я вдруг увидел там — вот ведь оказия — белокурый парик невесть чей и откуда. Засунул эту архаическую деталь подальше и тронулся есть шашлык.
За столом моя мудрая дама, видимо, сообразила, что времени на покой не остается. Она быстро обгладывала хрящики, а в промежутках журчала что-то изысканное, вроде: «Знаете, вино старит. Но стареть — единственный способ жить долго. Налейте мне еще!»
Прощаясь, она не канючила, слава богу, не спрашивала, когда увидимся, только повела своими мудрыми глазами, обронив:
— Думаю, мы могли бы серьезно поладить. ...Когда я нагрянул, «соавтор» уже кончал бриться.
— Эники-беники? — спросил он. — Ели вареники?
— Нет, шашлык с фасолью, — уточнил я.
— Все, поехали! — Он подхватил плоский кейс с инструментом и нарисовал маршрут: — Экстренно на Сретенку, внеплановый вызов. Одна нога там, другая в Черемушках, если не ошибаюсь...
Однако экстренный вызов оказался длинной возней с врезным замком — не наш профиль, но дело есть дело. Получив гонорар, «соавтор» обольстительно улыбнулся:
— Если среди ваших друзей, мадам, будут желающие, — готовы служить. Учтите, мы не халтурщики, мы кандидаты наук, индивидуалы с патентом. Наш девиз — «Лучше больше, но хорошо!» — И он вручил визитную карточку.
Вторая дверь долго не снималась с петель. Кроме того, клиент настаивал на медных гвоздиках. Пришлось лишний раз идти к машине, копаться в багажнике. И снова на глаза попался этот непонятный парик — чей? откуда? — глупость какая-то. И тем не менее на Калининский мы поспели вовремя, ибо точность — вежливость королей и шабашников...
Там долго не открывали. Потом долго рассматривали нас в «глазок». Наконец, женский голос крикнул кому-то, кто был далеко:
Все в порядке, чижик, это пришли дверь обивать.
Кому какое дело, что «чижик» пришлепал в махровом халате и, даже не взглянув на кожзаменитель шоколадного цвета, стал шептаться с брюнеткой, которая нас впустила? Потом «чижик» заговорил, наоборот, форсируя звук:
— Коллега! Как видите, мне не удастся вас проводить, кол-лега...
Мы засучили рукава и принялись за работу.
— Эй, рыцарь сервиса! — услышал я. — Не найдется спичек? — Брюнетка стояла тут же, на лестничной клетке. Что-то в ней показалось знакомым: то ли нервные пальцы, то ли манера щурить глаза. Я достал свой «ронсон», высек пламя и обратился к «соавтору»:
— Поролона не хватит. Возьми в машине, теперь твоя очередь...
Брюнетка не уходила — стройная, окруженная парфюмерной завесой фирмы «Ланком». Ее лицо хотелось рассматривать подробно и с наслаждением, как хорошо изданную подарочную книгу.
— Вам в какую сторону? — поинтересовался я. — Может, подвезти?
Но тут вернулся «соавтор». В одной руке он, как ребенка, нес поролоновый сверток, а в другой — тот самый парик.
— С какой радости в твоем багажнике этот скальп? Я ничего не ответил, потому что рот был забит медными гвоздиками, да и что тут ответишь? «Тук-тук, тук-тук, прихвати правый угол пошибче, браток!» Когда мы пошабашили, хозяин, ни слова не говоря, отвалил сверх установленной таксы и, попрощавшись со всей компанией общим — «Премного благодарен», скрылся за своей новенькой дверью.
До Гошиной премьеры оставалось три с половиной минуты, значит, вполне можно подбросить «соавтора» на все четыре стороны.
— Жаль расставаться, — сказал тот, снимая тирольскую шляпу с перышком, — она была столь же нелепа, как белокурый парик, оставленный в моей жизни неизвестно кем.
— До завтра, — кивнул я, захлопывая дверцу. — Девушка, вам куда?
Брюнетка повернулась и, заглянув мне в глаза, осторожно сказала:
— Все равно.
«Очень хороший адрес», — мысленно откомментировал я ситуацию, сворачивая по направлению к дому. Черт с ней, с Гошиной премьерой. Что мне с ним, детей крестить?.. И тут же сердце прищемило тоской по Митьке, ах, как прищемило! Фонари проплывали мимо, стекая по лобовому стеклу желтым туманом. Я включил «дворники», чтобы прогнать с глаз этот туман. Я нашарил трубочку с валидолом. Я узнал, наконец, брюнетку: в прошлом году на Николиной горе справляли чью-то деревянную свадьбу, тогда она была ослепительно белокурой. Я вывернул руль наизнанку и нажал тормоз.
— Псих! — сказала она. — Где мой парик? — И вышла.
Ехать домой не хотелось. Там меня ждет пустая, ничем не обитая дверь, пустой чай с привкусом валидола, пустые мысли, вроде: «Глаза у меня синие, зубы белые, я живу красиво... почему же так тошнотно?!» И мама, как назло, в деревне у тетки, а «соавтор» укачивает свое младшее чадо, Гоша тоже сидит в темноте и потеет от страха, что делать? Что?!
И вдруг я отчетливо понял: мне необходимо знать, ЧТО думает в эту минуту женщина, которая осталась в кооперативной квартире с сухими непрощающими глазами и зареванным Митькой. Немедленно! И пусть даст гречневой каши с молоком! Хотя мы с Митькой ее ненавидим!
Я выплюнул валидол, врубил четвертую скорость и помчался в прежнюю жизнь...
