Наталья Степановна вновь вскочила со стула и даже всплеснула руками:

— Что же ты, миленький, раньше не сказал? — обратилась она к Вадиму.

— Отвез бы меня обратно на вокзал или в дом колхозника.

— Не волнуйтесь, бабушка, она нас не видела, — заверил старушку Вадим. — Все обойдется лучшим образом!

После этого Вадим повернулся к Яцеку:

— Знаешь, очень хорошо, что ты будешь врачом, а не дипломатом.

— Да, это я, как это говорится?.. брякнул, — согласился Яцек и поспешил переменить тему разговора: — Если мне память не изменяет, ты обещал купить хлеб...

— Забыл! — огорченно сказал Вадим. — Честное слово, забыл!

Но Наталья Степановна успокоила ребят, сообщив, что у нее есть пирожки с капустой, оставшиеся после дороги. В доказательство своих слов она поспешила к стоящей рядом с ее чемоданом дорожной сумке. И в тот самый момент, когда она наклонилась над своей сумкой, в дверь комнаты № 23 постучали.

— Анаконда! Ее стук! — зловещим шепотом произнес Руслан.

— Все! Пропали! — заявил Яцек и положил пельмени на стол.

Стук повторился.

И Вадим, посмотрев на молчащих ребят и испуганную Наталью Степановну, громко крикнул:

— Войдите!

Дверь комнаты № 23 сразу же распахнулась, и на пороге возникла строгая женщина лет за пятьдесят, с длинным, узким лицом и короткой, почти мужской стрижкой. На женщине был темно-зеленый жакет, обтягивающий ее плоскую фигуру, словно офицерский китель. Это была Анна Кондратьевна. Она молча оглядела четыре неподвижные фигуры и, глядя на Наталью Степановну, удовлетворенно констатировала:

— Так и есть. Мне сказали, что в двадцать третью комнату прошла посторонняя женщина, и, как говорится, факт подтвердился.

Ребята молчали, и тогда Наталья Степановна шагнула вперед:

— Я, уважаемая гражданка, не женщина, а бабушка!

Анна Кондратьевна на мгновение растерялась, но сразу же взяла себя в руки:

— А чья вы бабушка?

И трое студентов, стиснувший зубы Руслан, гордо улыбающийся и бесстрашный Вадим и встрепанный, как боевой петух, Яцек сделали шаг вперед и нестройным хором сказали:

— Моя!

Анна Кондратьевна не дрогнула:

— Я спрашиваю, чья это бабушка?

— Понимаете, пани Анна, то моя бабуся, — быстро заговорил Яцек, который, когда волновался, говорил с сильным акцентом. — Она час назад прибыл з Польши, з Варшавы и плохо понимает по-русскому... Она — иностранка!

— Ты не слушай их, Анаконда Ивановна, — снова шагнула вперед Наталья Степановна. — Я понимаю по-русскому. Я не из Варшавы, а из города Нежина. Есть такой на Украине.

— Анна Кондратьевна, дорогая, — вступил Вадим, — я — из Одессы, а это моя бабушка из Нежина. Моя и только моя! Она в Москве проездом и завтра на рассвете...

Но Наталья Степановна остановила его плавным жестом правой руки:

— Ты их, Анна Кондратьевна, не слушай. Я не ихняя бабушка, а посторонняя. А как и почему я здесь, я тебе сейчас сообщу.

— Не надо мне ничего сообщать, — сухо проговорила Анна Кондратьевна. — А вас, уважаемые товарищи студенты, я категорически спрашиваю: почему в общежитии в ночное время, я подчеркиваю — НОЧНОЕ ВРЕМЯ! — посторонние?

Уважаемые товарищи студенты собирались это объяснить, но Наталья Степановна опередила их:

— Да ты выслушай, Анна Кондратьевна. Выслушай! Я тебе все сообщу в подробностях...

Но Анна Кондратьевна властным жестом остановила бабушку:

— Я ничего не хочу слушать! Порядок есть порядок! — Потом она повернулась к Вадиму: — Это ваши штучки, Земляникин? Мне стыдно за вас!

И тут Наталья Степановна укоризненно покачала головой:

— Стыдно? Да ты гордиться должна таким парнем! Сидит на вокзале одинокая старуха, плачет, другие мимо пробегают, а он: «Чего плачете? Что случилось? Как вам помочь?» А я, дура старая, его еще за жулика приняла. Это тебе должно быть стыдно!..

— Какая старуха, какой жулик? — не поняла Анна Кондратьевна.

— А ты сядь, я тебе разъясню, — указала на стул Наталья Степановна. — Шуметь, не разобравшись, каждый может.

— Действительно, садитесь, Анна Кондратьевна,— поддержал бабушку Руслан и переставил стул поближе к столу.

— Как это — садитесь?— возмутилась Анна Кондратьевна. — Творится безобразие, а вы — садитесь...

Но милый, «гжечный» Яцек подошел к Анне Кондратьевне, любезно взял ее под руку и буквально проворковал:

— Анна Кондратьевна! А может, поужинаете с нами? У нас пельмени — две пачки и докторская колбаса. Вы сами говорили, что вам ее можно...

И от яцековского доброжелательного воркования Анна Кондратьевна оттаяла:

— Ну, села. Но прежде всего меня интересует, как и почему сюда попала, так сказать, посторонняя бабушка.

— А ты, Анна Кондратьевна, не их спрашивай, а меня, и я тебе все расскажу, как на духу, — ответила Наталья Степановна.

- 3 -

Примерно через час, после скромного студенческого ужина и щедро заваренного крепкого чая с домашними пирожками Натальи Степановны и клубничным вареньем Анны Кондратьевны, за столом установились самые добрые отношения.

Пока ребята обегали соседние комнаты и добыли для ужина хлеб, так как булочные уже были закрыты, а Вадим хлеба не купил, Наталья Степановна успела довольно подробно изложить строгому коменданту общежития свою биографию. Это было жизнеописание скромной и трудолюбивой женщины, которая родилась в 1913 году, незадолго до войны вышла замуж, родила, воспитала и поставила на ноги троих детей, так как ее муж погиб на войне.

Двое сыновей, слава богу, живы-здоровы и живут вместе с матерью в Нежине. У нее пятеро внуков — один другого умнее и талантливей и невестки тоже вполне хорошие. Но вот младшая дочь Лиза ее, честно говоря, беспокоит.

— Понимаешь, Анна Кондратьевна, — доверительно сообщала она коменданту общежития, — приехала я в Москву, если хочешь знать, с большой опаской. Лиза, видишь ли, недавно вышла замуж вторично. Причем с двумя детьми от первого брака. Зятя я не знаю. Как он меня примет — одному богу известно. А тут еще, видишь ли, не встретили. Если бы не твой Земляникин, я бы на вокзале заночевала, а утром домой укатила. А теперь хоть и продолжаю волноваться, но от сердца отлегло. Куда спокойнее волнуюсь...

Анна Кондратьевна сочувственно покивала головой и, усмехнувшись, с горечью произнесла:

— И я мужа своей дочери не знаю. Мода теперь такая — родители последние узнают, за кого их дети вышли и куда ехать собираются.

— А Земляникин твой, правда, молодец! Очень чувствительный.

— У нас, Наталья Степановна, — с гордостью сказала Анна Кондратьевна, — все ребята такие. Мы их так воспитываем! Если человек в беде — мимо никогда не пройдут. Ну, и при поступлении в наш институт, как будущие доктора, клятву Гиппократа давали.

— Это кто — Гиппократ? — поинтересовалась Наталья Степановна.

— Был такой доктор... на заре цивилизации.

— Когда?

— Ну, тысяча, а может, и больше лет тому назад. Он клятву дал помогать людям, и с тех пор все медицинские работники дают.

Помолчали. И после некоторого раздумья Наталья Степановна решила:

— Хорошо вы ребят воспитываете. Спасибо, Анна Кондратьевна.

— А как же! — громко сказала Анна Кондратьевна. — Ну, и надо еще учитывать, что они москвичи!

Последнюю, громко сказанную реплику, услышал Вадим:

— Не все москвичи, Анна Кондратьевна. Я, например, из Одессы.

— Ну и что? Все москвичи откуда-нибудь приехали — возразила Анна Кондратьевна.

— Неужели? Значит, хотя я из Варшавы, — удивился Яцек, — я тоже москвич?

— А как же! Живешь второй год, имеешь московскую прописку.

— Хо-хо, — обрадовался Яцек. — Меня спросят: «Кто ты, Яцек?» — я скажу: «Москвич из Варшавы» Хо-хо!

Анна Кондратьевна взглянула на часы — уже был двенадцатый час. Отбой в общежитии в одиннадцать, и Анна Кондратьевна встала:

— А ночевать вы, Наталья Степановна, будете в сорок восьмой комнате. Там у меня прыгуны живут.

— Прыгуны? — удивилась старушка.

— Да. Гордость нашего института. Один — рекордсмен Универсиады. Они как раз на соревнования уехали к Яцеку в Варшаву.

— Счастливые люди! — вздохнул Яцек. — Очень жаль, что я не прыгун.

- 4 -

На следующий день, в воскресенье, часов в десять утра, в лифте одного из новых домов на Сиреневом бульваре поднимались старушка в темном платье в цветочек, трое молодых людей, чемодан и дорожная сумка.

Вряд ли нужно объяснять, кто эти люди и чьи чемодан и сумка. На пятом этаже лифт остановился, все вышли на лестничную площадку и позвонили в дверь одной из квартир.

Все четверо молчали. Наконец дверь квартиры распахнулась, и в дверном проеме появилась женщина средних лет.

— Лиза, — вскричала старушка, поднимавшаяся в лифте.

— Мама! Мамочка! — обрадовалась Лиза и бросилась обнимать и целовать старушку.

Сейчас каждому, даже мало наблюдательному человеку, с первого взгляда было ясно, что это мать и дочь, и лет сорок тому назад мать была точно такой, как дочь сейчас, а лет сорок спустя дочь будет такой, как нынче ее мать. Удивительное сходство матери и дочери заметили и трое молодых людей, которые сдержанно и, пожалуй, с некоторой гордостью улыбались.

— Ты когда приехала? — спросила Лиза у матери.

— Вчера.

— Вчера? — удивилась Лиза. — А почему ты не дала телеграммы?

— Дала.

— Мы ее не получили... — проговорила Лиза и позвала: — Сеня! Сеня! Скорее! Мама приехала.

Тут же в дверях квартиры появился лысый мужчина в полосатой пижаме и комнатных туфлях.

— Знакомься, мамочка, это — Сеня! Ты его знаешь только по фотографиям.

— Очень приятно, — прожурчал Сеня и пожал Наталье Степановне руку.

Наталья Степановна оглядела Сеню быстрым и несколько разочарованным взглядом, после чего сказала, что ей тоже очень приятно, и вновь заговорила о телеграмме:

— Как же так? Я дала телеграмму за сутки. Все указала — и дату, и номер поезда...

— Наталья Степановна, — тихо сказал Вадим, — вы ведь дали по неверному адресу.

Но на его слова никто не обратил внимания.

— Где же ты была, если вчера приехала? — спросила Лиза у матери.

И Наталья Степановна, волнуясь, рассказала, что эти прекрасные студенты, будущие медики, ее спасли! Да-да! Один из них, вот он — Вадим, подобрал ее на вокзале и чуть не весь вечер проискал с нею Лизин дом, и сам еще хотел платить за такси. Потом повез ее в общежитие, а там прекрасная, очень добрая и милая комендантша. В общежитии ее накормили, напоили и она спала в комнате прыгунов, один из которых чемпион Универсиады.

Во время рассказа Натальи Степановны Лиза и ее муж познакомились с ребятами и пригласили их в квартиру.

— Входите, входите! — гостеприимно суетилась Лиза. — Чайку выпьем!

— Да что там чайку! Пообедаем вместе! — поддержал свою жену лысый Сеня в пижаме. — У нас сегодня такие голубцы...

Ребята, конечно, вежливо отказывались, однако долго упрашивать их все же не пришлось, и все направились в квартиру.

Но их остановил женский голос:

— Минуточку, граждане, кто из вас будет Зуева?

Этот вопрос задала появившаяся из лифта девушка-почтальон в форменном кителе и лихо сбитом набок беретике.

— Я! — испуганно ответила Лиза.

— Вам телеграмма. Распишитесь, пожалуйста. — Девушка вручила Лизе, кроме телеграммы, квитанцию.

— Пожалуйста, — поспешно расписалась Лиза на квитанции, а ее муж распечатал телеграмму. Лиза забрала у него телеграмму и начала читать: «БУДУ ДВЕНАДЦАТОГО ПОЕЗД НОМЕР...»

— Это ж моя телеграмма! — воскликнула Наталья Степновна.

— Ваша?! — удивленно округлила глаза девушка-почтальон.

— Ну да! И не стыдно? Я раньше ее прибыла.

— Скажите, пани, — спросил Яцек, — вы можете объяснить, почему вы ее доставляете сегодня, а не вчера?

— Скажите спасибо, что мы ее вообще доставили! — обиженно проговорила девушка. — Тут адрес какой? «Сиреневый бульвар, 17», так? А где живет гражданка Зуева? Сиреневый бульвар, 47! Понятно? — И, смягчившись, добавила: — Еле нашли.

И девушка, смерив Яцека гордым взглядом, хотела направиться к лифту, но «гжечный» Яцек ее остановил:

— Тогда, пани, действительно, бардзо дзенькуем! — сказал Яцек, который, волнуясь, забывал некоторые русские слова.

А Лиза укоризненно посмотрела на Наталью Степановну.

— Как же ты, мама, напутала? Наталья Степановна покачала головой:

— Знаешь, доченька, напутать каждый может. А вот помочь распутать могут только хорошие люди!

• Подробная информация acuvue oasys 1 day with hydraluxe здесь.