Юмористический рассказ:
“Собственный милиционер”

Яков Зискинд

Как известно, природа сумела так устроить, что родители старше своих детей. Поэтому родители думают, что они не только старше, но умнее, опытнее и лучше знают жизнь. Стоит ли говорить, что это заблуждение. В самом деле, родившись на два-три десятилетия раньше, чем дети, они, к моменту рождения и возмужания своих потомков, основательно отстают от жизни, не видят многих перемен и не чувствуют новых веяний. Вот почему одной из задач современных детей является воспитание своих родителей.

Безусловно, воспитывать детей намного легче. «Сказано — нет, и точка!», «Будешь много знать — скоро состаришься!» — и все: бедный ребенок вынужден смириться.

Если же он продолжает упорствовать, можно от методов словесного убеждения перейти к тем средствам, которые прогрессивная педагогика не рекомендует, а отсталые родители широко и нередко весьма успешно применяют.

Сами понимаете, по отношению к родителям это еще не принято, из-за чего умные дети вынуждены разрабатывать более гибкую и совершенную форму воспитания, основывающуюся не на грубом насилии над личностью, а на других, более благородных методах, о которых и не подозревает передовая педагогика.

Если позволите, я вам расскажу, как воспитывал своих родителей мой сосед Дима Иванишин.

Дима недавно вернулся из армии, и его весьма интеллигентные родители узнали своего сына с трудом. За три года, что он прослужил в пограничных войсках, Дима изменился не только внешне — он уехал долговязым и лопоухим мальчишкой, которого в школе называли «Синьор Спагетти», а вернулся высоким и широкоплечим парнем — он еще изменился и внутренне. Аккуратный и подтянутый, спокойный и неторопливый, он сразу произвел самое благоприятное впечатление на окружающих своими разумными суждениями и широким кругозором. Хотя Дима и прожил три года за тридевять земель от Москвы, он был отлично информирован о событиях международной и внутренней жизни, о культуре и спорте.

Неделю Дима блаженно отдыхал, окруженный трогательной заботой родителей, которые теперь им очень гордились и даже несколько преувеличивали его заслуги перед Родиной. Затем, сам собою возник вопрос, как Дима намерен жить дальше. Дима сказал, что в армии он приобрел две нужные и полезные профессии — шофера и радиста, вот он и подыщет себе работу.

— А учиться ты не намерен? — удивился отец.

— Нет, буду. Вечером или заочно.

— Это тяжело, Дима, очень тяжело, — сочувственно проговорила мама. — Поступи в институт и ни о чем не думай, только учись.

— Нет, мама, я буду и работать и учиться. И не волнуйся, справлюсь.

И, возможно, справился бы, но его пригласили в отдел кадров управления милиции, где минут сорок с ним беседовал круглолицый, рано облысевший майор, беседовал неторопливо и доброжелательно, изредка задавая вопросы, на которые Дима охотно и откровенно отвечал.

Вышел Дима от майора в приподнятом настроении и торопливо зашагал домой. Дима открыл дверь своим ключом, вошел. Отец, полуразвалясь на тахте, читал детектив, мама что-то шила и тихо напевала. Чтению отца это, видимо, не мешало.

— Ну, дамы и господа, — весело сообщил Дима, — можете меня поздравить. Полагаю, мое место в жизни определилось лучшим образом. Я буду работать в милиции.

— В милиции?! — дружным хором удивились родители.

— Да, — подтвердил Дима. Первым пришел в себя отец.

— Любопытно, — усмехнулся он. — Кем же ты, если не секрет, будешь? Постовым милиционером? Регулировать уличное движение, свистеть на нарушителей и переводить через проезжую часть старушек?

— Да, папа. Но не сразу. Для того чтобы выполнять обязанности, которые ты перечислил, надо пройти специальную школу.

— М-м, — кивнул отец. — Регулировать уличное движение надо с высшим милицейским образованием.

— Ты напрасно иронизируешь. Все это не так просто, как тебе кажется, — ответил Дима.

— Наверно, — согласился отец. — Но я представлял твое будущее по-другому.

— Я думала, — подхватила мама, — ты поступишь в мой архитектурный. Будешь строить. А стать простым милиционером... — Мама пожала плечами: — Странная идея.

А кто вам сказал, что я стану простым милиционером? — Дима посмотрел на родителей и улыбнулся- У вас, товарищи, представление о милиции, которое полностью не соответствует действительности. Вам известно, что в милиции почти все работники, слышите, почти все со средним образованием, а многие с высшим? Известно? Да, какое-то время я буду, как вы говорите, простым милиционером, но я начну готовиться к экзаменам и поступлю в Волгоградскую высшую школу милиции, которая готовит следователей, и буду следователем! Понятно?

Родители молча переглянулись, а Дима продолжал:

— Ну? Чем плохо? Высшее образование, интересная работа. Смогу тебе, — Дима повернулся к отцу, — рассказывать сюжеты не хуже тех, что тебя увлекают в твоих любимых детективах.

— Ты что это, серьезно? — осторожно спросил отец.

— Вполне, — кивнул Дима. — Поверь мне, это прекрасное предложение.

Мама бросила быстрый взгляд на отца, а потом ласково попросила:

— И все-таки, Димочка, подумай.

— Конечно, подумаю, — пообещал Дима. — Но, видишь ли, мама, не каждому делают подобное предложение. Это — раз. Во-вторых, трудно найти профессию, которая мне так нравится и... полезна людям.

И Дима, подумав три дня, дал согласие поступить в школу милиции, которая готовит простых милиционеров.

Хотя Диме и предоставили место в общежитии, но по праздникам и выходным дням он и ночевал дома, и прибегал пообедать, словом, бывал дома довольно часто.

И вот, казалось бы, все прекрасно, живи, учись и радуйся жизни, ан нет: начинающий сотрудник милиции пригляделся к своим родителям, которых не видел более трех лет, и они ему не то чтобы не понравились, нет, ему показалось, что они нуждаются в некоторой воспитательной работе.

Он прекрасно понимал, что родителей и родственников не выбирают — какие достались, такие и есть, но исправить их никому не возбраняется.

Две недели Дима наблюдал за своими родителями, и если бы его наблюдения систематизировать в виде кратких досье, получилось бы следующее:

Отец — Георгий Николаевич, художник-карикатурист и книжный иллюстратор, человек добрый, мягкий и несомненно одаренный, однако имеет целый букет серьезных недостатков. Например, он живет сидя, лежа или полулежа, то есть, если, сидя за столом, он работает или ест, то лежа — читает или полулежа смотрит телевизионные передачи. При этом он отчаянно много курит, стряхивая пепел не столько в ближайшую пепельницу, сколько мимо нее, так как либо небрежно просматривает газеты, начиная с четвертой страницы, либо увлеченно читает детективы.

За обедом, как правило, выпивает; за ужином, не как правило, но тоже, и так же часто, как за обедом. Зарядку не делает никогда; стрижется изредка и отпустил неряшливо-кокетливую пегую бороду; одевается, мягко говоря, по-клоунски. Да-да, какие-нибудь пять-шесть лет назад в его немыслимо узких брюках, грубом и пестром свитере, клетчатом, мягком пиджаке и башмаках на высоких каблуках можно было смело выйти на манеж и вызвать здоровый смех у зрителей.

Не понравилась Диме и безответственность отца: львиную долю своих щедрых обещаний он не выполняет и, как правило, лжет по телефону, утверждая, что болел, когда был совершенно здоров и вместо работы — расследовал кошмарное убийство на окраине Парижа вместе с инспектором Мегрэ или дремал перед телевизором. Лгал он не только сам, но и втягивал других.

— Сними трубку, Дима. Если меня, скажи, что я улетел на три дня.

— Куда?

— Куда твоей душе угодно... Хоть в Австралию.

— А если тебя завтра встретят?

— Скажу, что вернулся раньше. Мне важно сегодня отбиться...

Главным хобби Диминого отца был преферанс. Наверняка вы знаете, что это такое. Четверо мужчин садятся вокруг стола и, прокурив комнату до синего — не столько воздуха, сколько углекислого газа, швыряют по очереди карты и выкрикивают странные фразы: «Сел без двух!», «Ваши черви не пляшут!», «Вам в пику играют бубны!». Просидев подобным образом часов шесть, эти четверо мужчин — бледно-зеленые от никотина и умственного напряжения, долго выясняют, кто проиграл рубль семьдесят две, а кто выиграл два шестнадцать.

Конечно, в этом досье — портрете отца, нарисованном Димой, есть некоторые преувеличения, поэтому будем его считать не портретом, а дружеским шаржем.

В этом же стиле Дима представил себе и свою мать — Аллу Сергеевну. Когда-то она начинала как весьма способный архитектор, была активна и смела, напориста и принципиальна, но, со временем, примирилась с третьими ролями, какие теперь и играет в архитектурной мастерской.

Так же, как отец, много курит, не прочь выпить, сверхмодно одевается и, совершая утренний «намаз» — перемазывается сверх меры. В последнее время, начав полнеть (возраст и систематическое переедание!), увлекается какими-то якобы чудодейственными голливудскими диетами и разгрузочными днями. Однако день проголодав, она на следующий ест за двоих и возвращается в прежнее нормально-упитанное состояние. Излишне часто бегает к врачам, хотя больше верит знахаркам и чуть ли не шаманам и колдунам, причем лечится не лекарствами, а какими-то в лучшем случае безвредными, но абсолютно бесполезными настойками и каплями. До глупости суеверна и прожить без телефона больше получаса не может. Следует заметить, благодаря этому умному изобретению, она получает самую свежую информацию по всем морально-этическим вопросам, современным модам, новостям искусства и злободневным сплетням.

Оба этих досье-портрета родителей весьма огорчили Диму. В самом деле, стыд и срам, живут в столице, все достижения современной культуры и цивилизации рядом: сел в метро и доехал до театров, музеев, стадионов, а они, из всего прогрессивного, чего добилось человечество, пользуются только телевизором, телефоном, газом, электричеством, горячей водой и молоком в бумажных пакетах. Нет, так жить в наше время нельзя!

И Дима решил своих родителей перевоспитать. Некоторый опыт в воспитании взрослых у него был — последний год на границе он командовал отделением молодых солдат-первогодков. Но там было преимущество — он мог приказать. В данном случае следовало действовать тоньше и мягче.

И вот дней через пять Дима вечером забежал домой и весело сообщил:

— Довожу до всеобщего сведения — завтра идем в театр.

— Кто? — спросила Алла Сергеевна.

— Вся семья Иванишиных: отец, мать и сын. Вот билеты.

Отец взял зеленоватые прямоугольные бумажки, повертел в руках и увидел их стоимость.

— Н-да, — покачал он головой, — три билета — пять сорок! Ты уверен, что спектакль стоит этих денег?

— А ты сомневаешься?

— Видишь ли, я завтра условился...

— ...играть в преферанс? — лукаво продолжил Дима.

— Нет, голубчик, у меня серьезная деловая встреча.

— А ты свободна? — спросил Дима у матери. _ В общем, да, но если папа занят...

— Значит, в театр не хотите? — спросил Дима и забрал у отца билеты.

— Почему же не хотим? Лично я бы с радостью, но - никак! — развел руками отец.

— Нет так нет! — кивнул Дима и... порвал билеты.

— Ты что, с ума сошел? — вскочила Алла Сергеевна. — Такие деньги, а он...

На этот раз ее поддержал отец:

— Скажи, какой нервный! Просто псих какой-то...

— Если б не порвал, все равно бы не пошли, — резонно возразил Дима.

— Нет, пошли бы! — хором ответили родители.

— Честное слово?

— Честное слово!

— ...Тогда успокойтесь, граждане, пойдем. — И Дима показал целые билеты, так как он порвал другие, заранее приготовленные бумажки.

— Интересно, где тебя научили жульничать? В милиции? — ехидно спросил отец.

— Нет, на границе. Я в самодеятельности фокусы показывал.

И на следующий день вся семья Иванишиных отправилась в театр. И это была первая, пусть небольшая, но все же победа культуры над косностью и ленью. Впрочем, не такая уж небольшая, потому что после спектакля, когда Иванишины не спеша шагали к метро, Алла Сергеевна спросила:

— Сколько времени мы не были в театре?

— Год наверняка, — ответил Георгий Николаевич. Год?! А я думаю, года три, — заявила Алла Сергеевна. — И все ты виноват!

Я?! — обиделся Георгий Николаевич.

А кто же? Насколько я понимаю, доставать билеты и приглашать в театр должна не я. Я хоть и жена, но все-таки дама!

Разумеется, Георгий Николаевич возразил, что он работает как вол и ему не до театров. Тогда Алла Сергеевна сказала, что, тем не менее, на преферанс у него времени всегда хватает. И тогда Георгий Николаевич возразил...

Впрочем, стоит ли пересказывать возникший конфликт между Димиными родителями? Важно только то, что, примиряя своих родителей, Дима пообещал проблему посещения театров взять на себя, и спустя короткое время его милые предки с удовольствием ходили в театр, как это делали много лет назад, когда были молоды...

Вскоре Дима понял, что родители поддаются воспитанию, даже больше, чем дети, поскольку жизнь их научила терпению и выносливости. Во многом они понятливее детей, во многом упрямее и капризней. Но если их воспитывать добром, лаской, доверием и личным примером — можно добиться многого.

Скажем, Диму несколько шокировал внешний, излишне стиляжный вид отца. Сказать об этом — нарвешься на «не твое дело!». И Дима придумал следующее: в одном из журналов было напечатано интервью со специалистом по модам. В частности там говорилось, что длинные волосы у мужчин выходят из моды, как и башмаки на высоком каблуке. Дима оставил журнал с этим интервью на своем столе и нужное место подчеркнул. Три дня Георгий Николаевич на журнал не обращал внимания, а на четвертый все же «клюнул». После этого Дима сообщил отцу, что намерен попросить у своего начальства разрешения отпустить бороду.

— Не надо, братец! — сказал Георгий Николаевич. — Во-первых, я не встречал ни одного бородатого милиционера, а во-вторых, вчерашний день! Я, например, на днях побреюсь. — И побрился.

Еще пример. Есть одно удивительное оружие, которое действует безотказно против любого человека, как бы он не был умен, образован и догадлив. Это оружие — лесть. Не спорю, если она направлена во вред человеку — она возмутительна и безнравственна, но если на пользу... Сейчас вы все поймете.

В выходные дни Дима ночевал дома и, привыкший на границе, делал зарядку, а его отец, позевывая и потягиваясь, без особого интереса наблюдал за ним. И тогда, в один прекрасный день, как бы невзначай, Дима сказал отцу:

— Отец, у тебя удивительно спортивная фигура...

— Брось! — лениво отмахнулся Георгий Николаевич.

— Почему «брось»? Да, есть лишний жирок, но если б ты две недели позанимался гимнастикой, ты бы выглядел так же, как... Владислав Третьяк!

Отец снова лениво отмахнулся.

— Не веришь мне, давай спросим маму. Спросили, и Алла Сергеевна подтвердила. Как вы понимаете, она была подготовлена заранее, но результат этого воспитательного приема превзошел все ожидания: Георгий Николаевич начал делать зарядку. Ничего удивительного: какому мужчине не хочется быть таким же ловким и стремительным, как Владислав Третьяк?! Мало того, если на него правильно воздействовать, он, желая, чтоб его жена тоже была изящной и грациозной, и ее заставит делать зарядку...

Конечно, как во всяком длительном эксперименте, были у Димы и неудачи: под влиянием отца он увлекся чтением детективов; правда, он считал, что это полезно для его будущей милицейской профессии. В остальном же, спустя каких-нибудь полгода, Дима сумел воспитать таких родителей, которыми можно было даже гордиться. Серьезно! Если хотите, могу привести небольшой пример.

Как-то вечером Димин отец работал за своим столом, а Дима читал вечернюю газету. Зазвонил телефон. Георгий Николаевич привычно протянул руку к трубке, но поспешно отдернул ее и сказал сыну:

— Возьми трубку. Если Борис Сергеевич, скажи... скажи, что меня нет, что я... пошел в театр.

И, представьте себе, Дима охотно выполнил просьбу отца, хоть она и заключала в себе ложь, столь нетерпимую Димой. Но это была святая ложь! Борис Сергеевич — постоянный партнер отца по преферансу, хотел его пригласить на очередную пульку, а отец: «Скажи, что меня нет!». Понимаете, нет — для преферанса.

Мне кажется, что этот пример достаточно ярко иллюстрирует Димины успехи в перевоспитании своих родителей.

А Борис Сергеевич, повесив трубку, сказал Павлу Ивановичу, тоже преферансисту:

Что происходит с Георгием? Вчера звал его на пульку, заявил, что будет вечером работать, так как хочет быть человеком слова. Ну? Сегодня пошел в театр. Человек меняется на глазах.

— И ты бы изменился, если в доме собственный милиционер! — вздохнул Павел Иванович.

— Да, этот милиционер погубит хорошего человека. Честное слово, погубит! — убежденно заключил Борис Сергеевич.

А милиционер активно готовился к поступлению в Волгоградскую школу, которая выпускает следователей.