Юмористический рассказ:
“Старый патефон”
Татьяна Слуцкая
Итак, завтра переезжаем, ура! Впереди два праздника сразу: 1 Мая и новоселье.
Эта новая трехкомнатная — чудо как хороша. Помню, когда всей оравой мы пришли на первые смотрины, наша баба Катя буквально потеряла дар речи. Особенно ее потрясла кухня — до столбняка.
— Нет, это не кухня! — вскричала она. — Это малая спортивная арена! — потом сморгнула слезу и восторженно запела: — «Сколько неба, сколько солнца-а! Неуже-е-ли это мне одной?!»
Но тут наши акселераты страшно возмутились:
— Бабуль, стыдно быть эгоисткой! Почему — тебе одной? Сюда запросто влезет стол для пинг-понга, можно сообразить командное первенство «отцы и дети», ты будешь запасным. Ну, какова идейка?!
— Конец света! — на их языке воскликнула бабуля и кинулась складывать вещи.
Кропотливейший процесс сборов занял ровно полторы недели — о, как мы обросли! — но только сегодня, в канун переезда кто-то вспомнил об антресолях.
— Кошмар и тихий ужас! — сказали акселераты.
— Прошу без паники! — возразил Глава Семьи. — Сейчас ваш покорный слуга влезет на верхотуру и за две секунды перекидает все барахло прямо на помойку. Дети, тащите лестницу!
Сделав судорожный вздох, бабуля прижала ладонь к солнечному сплетенью:
— Ох, где мои капли Зеленина? Константин, ты хочешь моей погибели? Ох... Запомни, на антресолях нет барахла, там вся моя длинная жизнь...
Затем мы скидывали вниз какие-то картонки, корзинки, баулы.
— А это ванночка, в которой... — и бабуля снова промокнула глаза. — А это, дети, кавалерийские сапоги вашего дедушки, где мои капли?..
Так продолжалось до тех пор, пока на свет божий не вылез облезлый футляр с никелированными уголками.
— Неужели это наш старый патефон? — вспомнила я. — Ой, даже пластинки еще сохранились! Послушаем, а?
Мы уселись на узлы и коробки, и сквозь шуршанье минувших лет такой знакомый голос запел: «Как много девушек хороших, как много ласковых имен, но лишь одно из них тревожит, унося покой и сон...»
— Старье берем! — фыркнуло подрастающее поколенье. — Ну, вы даете, предки! Тут ва-аще переезд на носу, не считая, между прочим, контрольной по физике, а у них «покой и сон». Все, кончай перекур!
Но Глава Семьи сказал «цыц» и пересел к бабуле, которая раздула ноздри от возмущенья. А пластинка все кружилась, кружилась: «Сердце, как хорошо, что ты такое, спасибо, се-е-рдце, что ты умеешь та-а-ак любить».
— Немедленно садитесь и слушайте! — Мой Костя подвинулся, освобождая ребятам место. — Это великие песни! И пусть каждый вспомнит свое. Все сделанное и несделанное, ложь и правду, любовь и нежность, вчерашнее и сегодняшнее. Свои дороги...
И огромный путь России, — добавила бабуля.
Гремела атака, и пули звенели,
И ровно строчил пулемет.
И девушка наша проходит в шинели,
Горящей Каховкой идет...
Я крутила ручку старого патефона, Костя менял пластинки, а мама стояла, сцепив на груди руки, и в глазах ее творилось такое, такое...
— Теперь вот эту, пожалуйста, — попросила она, протягивая исцарапанный диск. — Только поменяйте иголку.
Там что-то зашуршало, взметнулось, и пошла песня:
Бьется в тесной печурке ого-онь,
На поленьях смола-а, как слеза-а-а...
Я не помню войны, не могу помнить, но мама рассказывала, как по несжатым хлебам рядом с бойцами шли девчонки из ее ополченья. День и ночь они рыли противотанковые траншеи. Им пришлось отстреливаться и убивать. Им пришлось хоронить любимых и умирать самим... А потом, закончив курсы медсестер, мама пошла на фронт.
...И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза-а-а...
Нет, я ничего не могу помнить, но, честное слово, будто вижу салюты над московским небом, когда от залпа до залпа — вечность, а я стою с задранной головой, не в силах оторваться от этого ярко-красно-желто-зеленого неба, которое вспыхивает, искрится, мерцает и, стекая через глаза, холодит до дрожи между лопатками...
И еще я вижу, хотя этого, конечно же, быть не может, будто стою пеньком в дверях нашей старой коммуналки, а на пороге — незнакомая тетя в добела выгоревшей гимнастерке, короткой юбочке, и талия у нее такая тонкая, аж жуть! И пусть это совершенно невероятно, но я слышу, отчетливо слышу ее голос: «Девочка, ты здесь одна?! А где взрослые? Где Катерина Федоровна?» Выслушав мои обстоятельные объяснения, эта незнакомая тетя роняет свой вещмешок, хватает меня в охапку, кричит не своим голосом: «Доченька, как же ты выросла, я ж тебя не узнала!»
Бесспорно, все это мне когда-то приснилось, вечные мои фантазии. ...А пластинка все пела и пела, спотыкаясь на трещине.
— Ну ладно, — вздохнула бабуля. — Действительно, переезд на носу, закончим перекур, как вы изволили выразиться. — Она строго посмотрела на акселератов. — Но прежде, друзья, мне хотелось бы самой спеть для вас не «старье-берем», а вполне современный шлягер. — И, сделав дирижерский жест, начала тихо-тихо:
Первый та-айм мы уже отыграли
И одно лишь сумели понять:
Чтоб тебя на земле не теряли,
Постарайся себя не теря-я-ять...
— Ничто на земле не проходит бессле-е-едно! — подхватил Глава Семьи.
— А юность прошедшая все же бессмертна! — включилась я, и следом наши ребята:
— Как молоды мы были! И все вместе:
— Как искренне любили! Как искренне любили, как верили в себя!
На словах об искренней любви я взглянула на Константина. Интересно, он помнит наше первое свидание? Показалось — замерла, остановилась земля... Ахнуло сердце... Его слова, его дыханье, его лицо...
— Бабуль, передай вон ту пластинку, пожалуйста, — попросил вдруг акселерат, странно моргая.
И сестра с готовностью его поддержала:
— Ага, про сердце. Это, конечно, большой «нафталин», но ва-аще-то цепляет где-то.
Сердце, тебе не хочется поко-о-оя,
Сердце, как хорошо на свете жи-и-ить...
Они родились, мои близнецы, 16 лет назад, и первый их крик возвестил: началось сраженье за Человека. Началась война с простудами, микробами, пеленками и собственной усталостью. Постоянная борьба с их капризами и ослиным упрямством. Как быстро они росли!
— Ваня, не смей выплевывать кашу! Таня, вынь палец изо рта!.. Дети, врать — позорище. Опять вы раскидали шахматы..
Таня, приличные люди на свиданья не опаздывают. Ваня, первый разряд по плаванью — это хорошо, но руки перед едой все равно мыть надо...
Сердце-е, как хорошо, что ты тако-о-ое!
Спасибо, сердце, что ты умеешь так...
Тут я взглянула на акселератов и осенилась кощунственной мыслью: а так ли уж умеет любить это абстрактно-песенное сердце?! Да и вообще, кричали бы мы сейчас о дефиците совести, милосердия, если б умело-то? И зачем далеко ходить, — а наши «малышки»? О дне рождения единственной бабки забыли, мусор вынести не допросишься, — какая-то удивительная сухость души! На все наплевать! Даже не заметили, несчастные, что на дворе — весна, и от теплых ветров за одну ночь лопнули тополиные почки... Но тут я сказала себе «стоп» и направила острие критики против себя лично. А ты-то куда смотрела, мамаша? Кто их воспитывал, собственно? Самой небось тоже не до весны, все бежишь, все опаздываешь куда-то — работа-дом, быстрее, еще быстрее! Оглянуться не успеешь, и на тебе — снова суббота, ч-черт!
И вдруг краем уха я подцепила мысль, которую в этот момент развивала наша бабуля:
— ...Так давайте разберемся, друзья, почему пять дней недели называются скучным словом «будни»? Кто это выдумал?! — Она пронзила меня взглядом ясновидицы. — Но разве может быть будничным понедельник, если, возвращаясь со службы, ты как споткнешься, ошалев от густого запаха талой земли? Только-только отгремел ливень, и несется поток с бумажным корабликом, и свергается вниз головой, — это во вторник. А в среду акселераты приносят табель и говорят: «Мать, по всем предметам круглое четыре с плюсом, годится?» В четверг твой проект признан лучшим и тебя очень хвалят. А в пятницу Костя вручает букет нарциссов, и не потому что премия, а просто так... Какие же это будни, товарищи?!
— Я завтра вручу, клянусь честью, эти... как их... букет, — блеет мой Костя.
— И я! И я! — вопят наши «малышки», но бабуля строго поднимает руку, чтобы закончить мысль:
— Пусть заботы и хлопоты, друзья! Пусть порой неудачи... Я не думаю, что формула счастья предполагает легкую жизнь?! Нет, пусть жизнь будет сложной, а сердце — большим и щедрым, и тогда не останется будничных дней «ва-аще», как любят выражаться мои внуки...
— Качай бабулю! — орут внуки, пытаясь подкинуть ее к потолку. Глава Семьи, натурально, отнимает у них дорогую тещу.
— Все, кончаем антракт! — провозглашает он. — Завтра ответственный день, машина придет ровно в 8.00. Патефон берем с собой, там тоже есть верхотура. И надо лечь костьми, чтобы через пару дней отпраздновать новоселье. Хотя бы начерно, согласны?
Тут бабуля фыркает и смеется лукаво:
— Зная тебя, Константин, могу поклясться, что новоселье ты будешь праздновать неоднократно: сначала начерно, а потом набело — вплоть до следующего Первомая. — И, скинув с плеч свою фронтовую шинель, она принимается паковать пластинки.
Сердце, тебе не хочется покоя.
- Flori24 Доставка цветов Камышин dostavka-byketov.ru.
